Я вижу… из тумана памяти, Олег Воробьев, переминаясь на своих больших ногах стоит на ветру нашего города, его музычку в виде рекламных заставок несет по волнам Алма-Аты радио РИК. Он ходит по городу и времени. Украшая его весной и летом своими безумными одеждами и макияжем, он искал свое место под солнцем.
Интро у меня получаются всегда заоблачные, потому что пишу по утрам, а перед тем, как писать, медитирую, ну хотя бы пытаюсь медитировать, пытаясь удержаться в пространстве Пустоты, постоянно забегала мыслями вперед, в момент когда начну писать про Олега…
Давным-давно я поменяла шкуру, живу в другой стране, среди людей не похожих на тех, с кем делила жизнь в 90-е… Отмыла крупицы серебра господа моего, на золото и не претендую, живу себе тихо, понимая, что все, что есть сейчас, это подарок и возможность залечить рваные цепочки кармы….
В один из дней, спустя десятилетия, знакомлюсь на ФБ с Аленой и наша дружба плавно несет нас собственно к «цели» нашего знакомства.
Алена готовит выставку работ своего брата и моего друга Олега Воробьева, просит написать меня пару строк о работах и о нем…
Пласт окаменевших уже воспоминаний приходит в движение, меловые горы крошатся, отрываясь от них глыбы падают в прибрежные волны, окрашивают воду в желтый, розовый, белый, зеленый, искрящийся цвет воспоминаний и текут по щекам слезы.
Застывший кадр запечатлел Олега в сером длинном пальто, голубых джинсах, кепке, с сигаретой… Ох, я дала бы сейчас сигарету тому, кто рассказал мне, что он думал? Кем он был? Неуместный одинокий гений, какие проблемы он создал, сам в себе открывая, что география ошиблась… Нам бы родиться в Париже, в Чикаго… Мы могли бы быть бродягами или актерами на Бродвее… А вот шутливая карма, забросила в развал Союза в Алма-Ату и выживай как хочешь…
…Смотрю на картинки, заполненные до последнего сантиметра цветом, заполненные смыслами и поисками, рассказами о встреченных во снах образах, желании любить, желании исполниться, состояться… страстном желании признания права на творчество и человеческое тепло.
С человеческим теплом в те времена была напряженка, как впрочем со всем. Помню, моя сестра дала мне пару луковиц, я везла их гордо в автобусе, усмехаясь про себя рассказам О. Генри. Вы помните конечно рассказы старины О. Генри, через годы, через расстояния, история повторялась. Мои две луковицы, ехали навстречу друзьям, кто вез в кульке газетном черный чай, кто сахар, а шутка про объявление в кафешке — «если вам чай с сахаром, то руки мыть без мыла» — стала правилом.
Но на самое главное и важное деньги находились всегда. Спиртное в виде пластиковых бутылочек полных китайского самопала, зеленые шершавые огромные бутылки спирта «Роял», прозрачные плоские Джины рекой текли, унося нас в параллельную реальность… Абсурд этих пьяных разрушительных лет невозможно передать словами. Вот на этой горючей смеси и взрастали наши мечты, наши попытки жить и выживать….
В те бурные годы я познакомилась с Олегом. Познакомилась с ним на моей кухне. Не знаю, кто его привел, как я с ним встретилась, не помню. А помню только, что сижу на кухне моей, и Олег рисует мне лицо, начинает с глаз. Обводит их, не скупясь, коричневым карандашом, и из глаза вырастают корешки, расползаются по всему лицу. В таком виде мы отправились гулять по городу. Он привел меня в театр Лермонтова, если я не ошибаюсь в тот момент он пробовал создавать музыку к одному из спектаклей. Это было то время, когда Женя Жуманов только приехал вместе со своим режиссером. Они были свежей кровью, ставили «Калигулу». А мы с Олегом оказались там каким-то боком… Вот так «каким-то боком» он и я проскакали по тусовке девяностых, пока со свистом нас не вытолкнуло, кого куда…
Когда вам светит ночью солнце, а днем холодная луна
Писать о художниках всегда не просто и трудно. Или ты ими восхищен и впадаешь в задорный ритм счастья от увиденного или ты ими не доволен, но все равно соблюдаешь бонтон одобрения, кивания, сходства нахождения, понимания, не понимания, пожимания плечами, заводение глазами…
Писать о художниках не профи и не критику трудно, писать о художнике, о котором я ЗНАЮ НАВЕРНЯКА, что он художник, даже если не заканчивал художественный институт, не выставлялся , не премИровался, еще труднее. Но не писать о таких художниках преступно, потому что именно они Люди-Художники по жизни и есть лимфонесущая среда формирующая тенденции, и даже иногда формирующая так называемый «официоз». Так что простите меня, но я должна написать
о Художнике Олеге Воробьеве, потому что это и честь, и тот случай, когда молчать грешно.
Даже если я самый неправильный человек на свете, который мог бы написать о нем, именно с точки зрения воспоминаний, что я помню? Почти ничего… но мы были родственные души, это правда… на кухне у меня искали тепла и понимания, а находили стайку молодых волчат и море травы. Мы слушали вместе музыку, которую всегда приносил Костя, слушали новую волну и дуэт Кости и Тимы «симпл брозерс», пекли маленькие лепешечки на спирали обогревателя, просто болтали и выпивали, выпивали и болтали, сочиняли стихи.
Мы с Олегом ходили в кино, эти походы заканчивались тем, что напивались на скамейках в парках нашего города, и потом ехали навестить новых друзей, за впечатлениями, за водкой, что бы очнуться на рассвете и в состоянии дарящего похмелья сочинять стихи и песни. Надо заметить, нас всегда хорошо принимали, угощали и даже иногда снабжали деньгами на такси.
Но пару раз нам пришлось драться до крови, поскольку мы были невежливые наглые панки, воображающие о себе невесть что. Иногда нас хотели побить, и мы убегали, но иногда нас догоняли гопники.
Помню, как продирались через весь город в микры. На морозе, в автобус без денег не пускали, пытались автостопить, было холодно холодно. Но мы все же доехали и пили чай с вареньем у него на кухне… Это было время кухонь, газ синим цветком цвел не всегда. За окном стояло время непоняток, романтики, падения, новой волны, за окном стояла Зима 90 года.
Гудело серое небо, нам оно гудело сладко и многообещающе.
Мы были проходимцы, проходимцы через миры.
Олег для меня человек одной группы крови. Мы были близки, делили лучшее, что было у нас, мечты. Мы хотели и могли только творить, я мечтала в какой-то момент стать «его» певицей, но ни имея базы, собственного оборудования, (он целиком и полностью зависел от расположения владельцев РИК) работали ночью, без разрешения, я напела пару женских текстов.
Мой мальчик золотой,
Мой несостоявщийся герой,
Пусть тебе светит всегда
Темно-синяя звезда твоя.
Придут иные времена, иные люди и друзья, и поменять уже нельзя ничего кроме нас…
Он сделал умопомрачительную минимал-оранжировку в стиле ритм энд блюз, и все это кануло в Лету.
Никогда всерьез не воспринимавший боль ломких крыльев, по крайней мере так казалось, а может, потому что сама из той же породы, а может, потому что глухи мы к поискам других людей. Но нет на свете темы деликатней, чем писать о друге художнике, музыканте, ушедшем, блеснувшим непонятным светом, сорвавшимся вниз в портал? В провал…
Загляните в его картины! Жил рядом с нами чистый художник. Если вы захотите погреться у огня камина, сядьте под желтыми знаками с бокалом вина, отделите себя на минуту от течения выгоды и суеты… Просто посмотрите на эти картины как на привет из далека…
«Когда не было возможности писать музыку по каким либо причинам (то не было аппарата, то ещё что-нибудь), Олег начинал рисовать… причём всем, что попадётся под руку — краски бывали редко. Косметикой, жирами, маслами – всё, что попадётся под руку. Некоторые выплеснуты в состоянии расширенного сознания, некоторые — в нормальном, уже и не разберёшь. Трудно, наверно, да?» — из письма Алены…
Я вижу… из тумана памяти, Олег Воробьев, переминаясь на своих больших ногах стоит на ветру нашего города, его музычку в виде рекламных заставок несет по волнам Алма-Аты радио РИК. Он ходит по городу и времени. Украшая его весной и летом своими безумными одеждами и макияжем, он искал свое место под солнцем.
Из воспоминаний Руфины Нуркатовой, работавшей в 90-е годы на радио РИК
Музыкальный спектакль по творчеству Олега Воробьёва «Ах, простите, люди…» будет показан на одноимённом шоу Алёны Шерш 16 марта в 19.00 в театре La Boheme (ул. Валиханова, 43, ниже ул. Жибек жолы).